Орфей спускается в ад, или Музыка и Холокост. Три истории
Опубликованно 16.03.2021 11:15
27 янвaря, в скoрбный дeнь пaмяти жeртв Xoлoкoстa, пoсмoтрим нa эту oгрoмную трaгeдию с нeoжидaннoгo рaкурсa - искусствa, музыки
Вeрoятнo, всe знaют фрaзу нeмeцкoгo филoсoфa и музыкaльнoгo тeoрeтикa Тeoдoрa Aдoрнo, кoтoрaя ужe стaлa клишe, o нeвoзмoжнoсти пoэзии пoслe Xoлoкoстa. A кaк нaсчeт музыки? Мoжнo писaть и испoлнять музыку - крaсивыe, изящныe звуки в нeчeлoвeчeскoм мирe - тaм, гдe цaрит смeрть? Мoжeт ли кoмпoзитoр oстaвaться aпoлитичным, кoгдa пoгибaeт сфера? Музыкa в кoнцлaгeрe - этo пытки может ли быть спaсeниe?
Риxaрд Штрaус. Xудoжник внe пoлитики?
"Слaвa Бoгу! Напоследках появился рейхсканцлер, какой-либо интересуется искусством», - с облегчением сказал 69-раннелетний немецкий композитор Рихард Штраус (1864-1949) - творец «Саломеи» и «Круглым счетом говорил Заратустра», подчас в конце января 1933 лета Гитлер пришел к начальство. Однако вскоре из чего явствует ясно, что спирт рано радуется фюреру-меломану.
В развитие всего существования нацистского режима Штраус выбрал промежуточную позицию - сдержанный конформизм. Антисемитизм, пропагандируемый и выполняемый в жизнь нацистами, дьявол отвергал, но предпочитал неважный (=маловажный) говорить об этом громко. Свой протест сочинитель выражал в частных беседах, другой) раз в письмах и записках. В частности, возлюбленный написал письмо в поддержку своего либреттиста Стефана Цвейга, которое перехватило гестапо. Глобально известный писатель Цвейг с женой прежде (всего) вынужден был сваливать, а затем, они совокупно, покончили с собой в бразильском Петрополисе в феврале 1942 возраст. «Я считаю травлю евреев Штрейхером и Геббельсом позором немецкой чести, свидетельством некомпетентности, самый подлым оружием бедной, ленивой посредственности поперек ... ума и большого таланта». Эту записку в свою очередь перехватили.
В 1944 году, бери 80-летие композитора, заместо того, чтобы почитать Maybach, как пе планировалось, Гитлер ограничился скромной открыткой с баста прохладным приветствием, и сие тоже было наслышан той немилости, в которую попал Штраус.
«Спирт аполитичен, как малыш», - писал Геббельс о Штраусе. Художника без- трогали, но следовать ним следили, контролируя с головы шаг. К тому но, не только со стороны гестапо, однако и «снизу»: стоило как-то Штраусу проигнорировать традиционное нацистское адрес и не вскинуть выпукло вверх руку, что в следующий раз, в отдельных случаях он с опозданием прибыл получи какие-то многолюдные торжества, немалый, заполненный зал встречал его невыгодный аплодисментами, а гневными криками, улюлюканьем и топотом ног... и хорошо известный композитор, съежившись, в дрожащих ногах, пробирался чрез плотный поток ненависти к своему месту. Все же, на эмиграцию, сообразно примеру многих немецких художников, симпатия не решился.
Рихарда Штрауса позволительно увидеть в фильме Лени Рифеншталь «Олимпия» - затем его лицо подобно на маску и малограмотный отражает никакой усиленный эмоции. Для Олимпиады 1936 годы композитор написал с удовле безликий «Олимпийский похвала» под какой-никакой тысячи белоснежных голубей взлетают в небосвод - удивительно красивый прославление пропагандистской фальши. И до сего времени было бы больше или менее синь порох, если бы безвыгодный одно «однако». У Штрауса была смешанная семеюшка - его невестка Алиска (Рахиль) была еврейкой. Ей весь век время грозила удаление, и композитору пришлось принять на вооружение немало усилий, задействовать постоянно свои знакомства в высших кругах Третьего рейха, с тем чтоб она избежала концлагеря. Как ни говорите, избежав лагеря, дамочка вынуждена была терять под домашним арестом впредь до конца правления нацистов.
В ноябре 1938 году, нет слов время пресловутой «Хрустальной ночи», двух внуков композитора, Рихарда и Христиана, остановили в соответствии с дороге в школу и заставили до фени на группу евреев, которых собрали получай площади. После сего оплевали их. Сие стало огромным потрясением и интересах детей, и для всей семьи композитора.
Дедухна Алисы Штраус, Паула Нойман, в 1942 году была депортирована в трущоба Терезиенштадт (территория Чехии). Невзирая на всемирную славу и рука Рихарду Штраусу приставки не- удалось ее очистить. Однажды он сел в машину и поехал в бивак. Он требовал, угрожал; умолял, с целью хотя бы позволили углядеть Паулу, но крыша ему отказала. Раньше ним даже безлюдный (=малолюдный) открыли ворота. Паула Нойман умерла в лагере в конце войны через истощения и болезней. Немного погодя после ее смерти в надсыл семьи пришла тыканье с некоторыми вещами, принадлежавшими покойной. Далее был и небольшой двойник еврейского мальчика кисти Исидора Кауфмана - австро-венгерского художника еврейского происхождения, известного своими картинами, посвященными в основном местечковой жизни восточно-европейских евреев, в частности хасидов (маринист много путешествовал точно по Восточной Европе, бывал и в Украине).
Дача Рихарда Штрауса в Гармише и соответственно сей день принадлежит семье композитора. Около с письменным столом, после которым работал камер-музыкант, до сих пор висит оный портрет еврейского мальчика...
(столица - Аушвиц, или Солнечная вербункош в сердце тьмы
Фания Фенелон (Фаина Гольдштейн) (1908-1983), 35-летняя преподавательница еврейского происхождения, в январе 1944 возраст лежала ничком возьми холодных нарах в лагере смерти Аушвиц-Биркенау. У нее была выбрита дыня, набит порядковый пагинация, к тому же симпатия истекала кровью. Тех, кого привезли следовать два дня вплоть до нее, уже малограмотный было в живых. Фания была парижанкой, выпускницей консерватории, обладала замечательным сопрано, играла для фортепиано. С началом оккупации вступила в экшен Сопротивления, пела в варьете, задуривала мозги нацистским офицерам, а п, когда те пьянели, фотографировала важные бумаги, которые были в их портфелях. По весне 1943 года ее схватили и отправили (с)перва-наперво в Дранси - крупнейший пересылочный лагерь на территории Франции, а потому, в товарняке для скота - в Аушвиц-Биркенау.
Всё-таки, что она чувствовала - огорчение и шок, а еще улавливание, что это заключение. Вдруг женщина услышала, в качестве кого капо, вошедший в бараке, спрашивает, может ли кто именно-то спеть арию Баттерфляй. Забыв об всем на свете, симпатия рванула с места потом за подаренным судьбой шансом; на лысую ногу бежала по снегу, временно не оказалась в изволь обставленной комнате в одном изо бараков. Ее посадили следовать пианино Bechstein и устроили выслушивание. Она его прошла и оказалась, вследствие этому, в женском оркестре перед управлением заключенной Альмы Розов – известной австрийской скрипачки и дирижера, племянницы Густава Малера.
У участниц оркестра был цепь привилегий: душ, приличная одежду, неплохая хавло, тепло, отдельный мужская) комната. Игра в оркестре была этакой временной индульгенцией. Их могли воспламенить в любой момент - забавлять(ся) для чиновников СС, приезжавших в кемпинг с инспекцией, в том числе и для того Генриха Гиммлера; точно по воскресеньям и праздникам, в частности на Рождество - исполнение) офицеров и их семей. Когда - в лагерном борделе... У них невыгодный было выходных, праздников. У них была как труд и 8-9-часовые репетиции любой день. Требовательная Альма хотя (бы) в концлагере оставалась наше) время всего музыкантом и требовала ото своих подопечных полной отдачи и профессионализма. И сие было понятно - «нежели лучше мы будем представлять, чем разнообразнее короче наш репертуар, тем длиннее нас не расстреляют». А поставить к стенке их могли в произвольный момент. Участие в оркестре давало определенные льготы, но, с другой стороны, вызывало завидность и ненависть у других заключенных, которые называли музыканток «болонками СС».
Посредь постоянных слушателей женского оркестра Аушвиц-Биркенау были Маняша Мандель и Иоганн Кремер. Жестокие убийцы - они любили согнуться что-то изо классики - например, Моцарта может ли быть Шуберта, когда «уставали с работы». Мандель - грозная шефиня женского отделения концлагеря Аушвиц-Биркенау, виновная в смерти под 500 тысяч людей, которых отправила в газовые камеры. В частности она и была инициатором создания женского профессионального симфонического оркестра.
Иоганн Кремер - оператор, профессор анатомии Вестфальского университета, докторша Аушвица, который участвовал в массовых убийствах и медицинских опытах. В настроенность 1940-1945 годов спирт вел дневник, в котором тривиальные материал жизни - еда, сонное видение, собственный физическое сословие, развлечения, светские звон, смерть любимой канарейки, - перемежаются с описаниями участия в массовых казнях, опытах и ??наказаниях заключенных. Унич там и о музыке. Который касается самого лагеря, в таком случае Кремер дал ему баснословно исчерпывающую характеристику: «"Пекло" Данте кажется ми почти комедией. Не с ветру Освенцим называют лагерем смерти.. »
Фания Фенелон выжила. В начале 1945-го, ее вообще с другими участниками оркестра, перевели в Берген-Бальзен, идеже должны были шлепнуть, но в середине апреля 1945 возраст их освободили британцы. Фанни - опасно больную тифом, весом 65 фунтов (эталонно 30 кг), вынес держи руках из барака британский приман. Первое, что возлюбленная сделала - спела угоду кому) освободителей и ВВС «Бог, храни королеву» и «Марсельезу».
В 1976 году в Франции вышли в освещение ее мемуары, через некоторое время переведенные на многие языки решетка. История о женском оркестре в Аушвиц-Биркенау получила огласку. «Ото смерти меня спасли хроматизм, отличное чувство юмора и случайность. Видимо это (страсть много...», - говорила нате склоне лет Фания Фенелон. И добавляла: «Чувствую ли я себя виновной, какими судьбами выжила? Нет. Вчувствование вины может присутствовать у того, у кого проглатывать выбор, а у нас его отнюдь не было». Опять-таки, у многих выживших лагерных музыкантов эмоция вины оставалось прежде конца жизни. И часть не выдерживал его, беспричинно же, как невыгодный выдерживали воспоминаний.
«Колыбельная про моего сыночка в крематории» ...
Примо Леви (1919-1987), какой-нибудь оставил одни изо самых пронзительных воспоминаний о пребывании в концентрационном лагере, рассказывал о фолиант, как музыка становилась мукой и пытками, не хуже кого невыносимо ее было слышно - сии бравурные или ностальгические звуки, подо которые те, кто именно мог - колоннами шли получи и распишись работу, кто безграмотный мог - умирал в муках, а кого-в таком случае под нее расстреливали и вешали. Сие была адская медляк тотального геноцида, - с десяток мелодий: полоса и популярные песни, милые и дорогие на человека немцу. С рассвета, денно ??и вечером. «Они останутся в нашей памяти и будут последним, чисто мы забудем о лагере; они - блеяние лагеря, его геометрического безумия...»
Как бы то ни было, была и другая блуграс - музыка заключенных, жертв. Может, симпатия не принадлежала к образцам высокого искусства, хотя она была одним с средств культурного выживания (и по большому счету выживания), психологического сопротивления нацистскому террору и садизма. Простое урчание под нос, бессловные импровизации (еврейские «нигуны», в таком случае есть «мотив»), присвистывание - все это помогало в противном случае не устранить безвыездно угрозы и опасности, однако, по крайней мере, перемочь страх, сохранить традицию и равенство. Простые, бесхитростные мелодии бери такие же простые тары-бары, позволяли преодолеть безнадёжность, голод и увиденный мандраж. Иногда в них был призывание к мести, даже неплотный еврейский юмор, слабая Надя, но, в основном, колотье и печаль, горечь потерь.
Арон Либескинд, часовой мастер из польского Билгорая, стал свидетелем страшной смерти жены и двухлетнего сына в Треблинке. Взяв семь раз разделили - женщину с в сопливом возрасте сразу направили в газовую камеру, а Арона - в специальную команду, собранную изо крепких молодых заключенных, которая махинатор трупы из газовых камер и сжигала их в крематории. Они работали по тех пор, часа) не истощались и невыгодный становились похожи возьми скелеты, а это происходило за глаза станет скоро, - коли так их самих отправляли в газовые камеры. Арону Либескинду пришлось зарабатывать и сжигать тела самых близких и самых родных людей… ,
Так чтобы хоть как-так пережить горе, спирт написал песню «Колыбельная в (видах моего сыночка в крематории». Песню некто передал Александру Кулисевичу - польскому заключенному Заксенхаузена, которому посчастливилось выжить. Кулисевич был певцом, автором-исполнителем многих песен, написанных им в концлагере, а пока еще он известен тем, будто собрал самую большую коллекцию музыки, созданной узниками нацистских концентрационных лагерей. Вносить что-заключенным в концлагере запрещалось, следовать это карали смертью. Кулисевич обладал феноменальной памятью - к нему приходили целое: евреи, чехи, французы, немцы - спирт закрывал глаза, а они диктовали ему стишата, песни, а он их запоминал: «Все равно какой мог проверить - сквозь три месяца, година, четыре года - «определённость» записи. Всего это и позволило ми выжить: ощущение, чисто я борюсь, что я кому-ведь нужен, что вот мне живет и с каждым в дневное время ??разрастается «написанный стихами осьминог» ненависти, обиды и век сокровенных желаний всех нас...», - вспоминал Кулисевич.
Собрание Александра Кулисевича - разлюбезный источник по истории Холокоста. Немедля она находится в Архиве Мемориального Музея Холокоста США в Вашингтоне.
Подобно как касается Украины, в таком случае впечатляющую коллекцию еврейского музыкального фольклора - еврейских народных песен, клезмерской музыки, в качестве кого довоенного периода, что-то около и времен Второй всемирный войны, Холокоста, собрал редкий еврейский фольклорист, музыковед Монюка Яковлевич Береговский (1892-1961). К месту, именно Береговский и ввел в 1938 году экстремум «клезмерская кантри». Долгое дата считалось, что уникальная гербарий ученого потеряна, только в начале 90-х симпатия нашлась в Национальной библиотеке Украины имени Владимира Вернадского.
Нюрася Штерншис, профессор кафедры идиш Университета Торонто, работая в начале 2000-х с коллекцией Береговского, разбирая пожелтевшие, случалось рваные листы (с нотами и не принимая во внимание) – была потрясена тем, а ей открылось - огромным материком песенного творчества древнего народа, который-нибудь изверги хотели уничтожить с лица земли... В некоторых песнях лакомиться описания массовых убийств в Бабьем Яру, Тульчине, в других местах... Чудо) как трогательна песня «Мамес Грув» ( «Лежанка моей матери»), написанная в 1945 году 10-летним еврейским мальчиком изо Брацлава... держи основе этих песен был записан кипсек Yidish Glory («Исполать идиш: утраченные песни Другой мировой войны и Холокоста»), что номинировался на шестьдесят первой (2019) премии «Грэмми» в категории world music.
Светуха Шевцова, Киев
Получи и распишись первом фото: люди из фильма "Выступать, чтобы выиграть перфект" по книге Фании Фенелон
Категория: Культура
